ОХ, ЭТА СВАДЬБА!

Ох, эта свадьба!

Наверное, каждому из нас знакомо чув­ство сожаления, что в свое время упустили возможность и не записали чей-то рассказ о традициях и обычаях семьи или деревни, понадеявшись «а, потом», «а, и так запом­ню». Вот и я не могу себе простить, что не включала магнитофон, когда мои бабуш­ки Саши (так получилось, что у них были одинаковые имена) начинали вспоминать о своей молодости. Кстати, одинаковому имени находится простое объяснение — они родились с разницей в 12 лет, в 1888 и 1900 годах, в один день 21 ноября.

Младшая бабушка Саша очень любила рассказывать нам про деревенские свадь­бы. Эти рассказы мы с сестрой слушали как сказки. Особенно те места, где речь шла о деревенских колдунах. Уже позже, когда я стала работать в музее и изучать местный фольклор, узнала, что колдуны на крестьянских свадьбах были не толь­ко обязательными, но и очень почетны­ми гостями. Ведь у вступавших в брак часто бывали завистники, стремящие­ся навести на молодую пару порчу или сглаз. Бывали случаи, когда на дорогу по пути свадебного поезда бросали мертвых птиц, чаще всего курицу или петуха, или животных, кошек и собак. Это был недо­брый знак, означающий, что молодые в будущем не будут счастливы, что их ждет какая-то беда в совместной жизни. От­вратить будущие несчастья и должен был местный колдун. Его приглашали в число поезжан, то есть участников свадебного поезда, ехавшего в церковь на венчание и обратно. За столом он сидел в переднем углу, чванился, что-то нашептывал, делал разные таинственные движения. Словом, вел себя так, чтобы о нем на честном пиру не забывали и с ним считались.

Иногда на свадьбах встречалось двое колдунов — тот, кто порчу наводил, и тот, кто должен был ее снять. И между ними вспыхивало своеобразное соревно­вание. Помню такой бабушкин рассказ: свадебный поезд не мог тронуться с ме­ста. Как ни погоняли лошадей, они вста­вали на дыбы, выворачивали оглобли, но не шли дальше. Тогда на помощь позва­ли колдуна. Тот смог успокоить лошадей, и свадьба двинулась дальше. Но тут из толпы вышел старичок, бросивший под ноги лошадям горсть гороха со словами, к сожалению, все я их не помню, а толь­ко конец; «.... жених и невеста, а кони ни с места». И свадебная процессия снова встала. Оказывается, для этого заговора нужна была особенная горошина, вернее, ее стручок, который в природе встречает­ся крайне редко, с определенным количе­ством горошин в ней. И брошенные под ноги лошадям со словами заговора они вызывали такой эффект.

После этого и началось между колду­нами состязание. К сожалению, не могу вспомнить его все. Помню только кульми­нацию. Один из них взял камень, сжал его в руках. И из него полилась вода. А второй изрубил редьку, взял измельченную массу в руки, сжал и показал гостям вновь целый плод. После чего свадебный поезд спокой­но тронулся в дальнейший путь.

Едва ли бабушка сама была свидетелем всего этого. Скорее, просто повторяла нам чьи-то рассказы. Но не такими ли рассказами, услышанными в детстве от своих крепостных нянек, была навеяна идея написания А.С. Пушкиным и Жу­ковским их сказок о спящих красавицах?

И не к тем ли далеким, почти сказоч­ным временам относится и современный обычай наших невест накалывать на по­дол своего подвенечного платья много­численные булавки?

К свадебному наряду бельские невесты и в старину относились с особым трепе­том. В отличие от современных невест, наши бабушки не выставляли на показ соблазнительные части своего тела. На­против, наряд отличался скромностью, но был изыскан и красив. Как и сейчас, подвенечное платье было вещью доро­гой. Поэтому часто в одном платье вен­чалось несколько поколений. Но вот для моей бабушки платье поехали покупать в уездный г. Белый. На одну повозку по­грузили 10 мешков зерна, на другую сели сами: будущая невеста, мать, отец и стар­ший брат. Хотя моя бабушка и венчалась уже в первые годы советской власти, но новый порядок в нашу глубинку еще не пришел, почитание к помещикам еще не искоренилось, а выдавали ее замуж, доч­ку довольно зажиточного крестьянина, за младшего сына сравнительно небогатого бельского дворянина, за которым было всего 39 десятин земли. Поэтому уда­рить в грязь, как говорится, перед знат­ными родственниками родители невесты не могли. В знаменитом торговом доме Грековых долго выбирали ткань. Нрави­лась и розовая, и голубая. Остановились на розовой. Тут же пошли к портнихе. А на другой день отец погрузил на повозку еще 10 мешков пшеницы и привез люби­мой доченьке и голубую ткань, из кото­рой было пошито платье на второй день свадьбы. Была у невесты и беличья шубка с воротником из чернобурки.

Не менее тщательно подходили к выбо­ру обуви. Купили красивые туфельки в тон платью. И тут встал вопрос, в чем не­весте ехать в церковь. Тогда дедушка сва­лял валеночки типа «прощай, молодость», в которые можно было обуться прямо в туфлях. А когда бабушку привезли в цер­ковь, братья приподняли ее на руках и эти валеночки слетели с ног.

Как же наши бабушки и прабабушки подходили к выбору даты свадьбы? Как правило, свадьбы играли осенью. Это­му можно найти ряд объяснений. В Его­рьевском приходе, откуда мои бабушка с дедушкой, престольным праздником счи­тался день иконы Казанской Божией Ма­тери. А именно Казанская Божия Матерь является покровительницей супружеских пар, оберегающей семейный очаг. Так вот свадьбы у них в деревне назначались имен­но на этот праздник. Чаще всего на 4 но­ября, то есть на зимнюю Казанскую, когда и полевые работы были закончены, да и санный путь к этому времени устанавли­вался. Конечно, играли свадьбы и в другие дни. Но никогда в пост. И благословляли молодых тоже, как правило, иконой Божи­ей Матери. Еще одну икону невеста полу­чала от своей крестной матери.

Но свадьбе, как известно, предшество­вало сватовство невесты. Оно в нашей местности едва ли чем отличалось от дру­гих соседних уездов. Родители жениха отряжали сватов к родителям приглянув­шейся девушки, или девки, как говорили у нас. Те со словами: «У нас купец, а у вас товар. Не продадите ли нам?» - заходили в дом невесты. Девушек редко не выдава­ли замуж сразу. Но если такое случалось, то родители старались найти вежливую причину отказа — невеста молода, при­даное маловато, самим пока такой товар нужен. А чаще всего такому купцу в семье были рады. И оговаривали дату предстоя­щего богомолья, то есть день, когда будет объявлено о предстоящем венчании. В назначенный день отец жениха или сват, прихватив полагающиеся в таком случае подарки: вино, пряники, мыло — идут в дом невесты. Перед образами зажигает­ся свеча. И собравшиеся молятся, прося у Бога благословения на создание новой семьи. А затем садятся за стол и пьют. Не зря этот день называется запой или руко­битье. А невесте в это время предписы­валось сидеть где-то в дальней комнате или вообще чулане и плакать, страдать. А подружки ее успокаивают. В разгар за­столья сват идет к невесте с пряником и мылом. Преподносит ей этот гостинец от жениха и велит успокоиться и «мыться, под златами венец собираться». На запое оговаривалась дата свадьбы, приданое, состав гостей.

Обе мои бабушки замуж вышли не по любви. Однако обе в браке были счастли­вы. Как выбирали женихов для них? Они были разного достатка, поэтому и подход был разный. Старшая бабушка рано оси­ротела. Причем на руках у нее осталось семь младших сестер. Не каждый с таким довеском молодую жену в дом приведет. Видимо, вспоминая то время, она нам ча­сто пела такую песню:

Хороша я, хороша,

Да плохо надета.

Никто замуж не берет

девушку за это.

Пойду с горя в монастырь,

Богу помолюся...

И так далее. В этой семье важно было, чтобы не оказалось вековух, чтобы все были пристроены. Поэтому все девочки сутками сидели и шили себе в приданое очень красивые вещи. Они и сейчас хра­нятся в нашем музее. Так что выбирать ей особенно не приходилось. Жених был тоже небогат, да к тому же и нелюбим. Но, когда она, было, заупрямилась, родня бы­стро осадила ее словами: «В тот дом вы­ходить можно. У них двенадцать жердей лаптей наготовлено».

Другая бабушка мало рассказывала о приготовлении приданого. Ее отец, глядя на соседнего помещика, всех своих шесте­рых детей определил в церковно-приход­скую школу в соседнее село. И сам возил их туда ежедневно. Когда бабушка, кото­рая тоже была старшая из четырех доче­рей, посчитав, что учеба не так важна, как будущее приданое, решила в школу боль­ше не ходить, то отец не позволил ей это сделать. Прикрикнул на дочь с матерью: «Я и пряху и ткаху поперек лавки положу». И выбирая ей жениха, смотрел, как говорит­ся на породу, то есть родню будущего зятя: семья крепкая, дружная, а главное — рабо­тящая, несмотря на свое положение.

Перед свадьбой в доме невесты собира­ются вечерены, на которые приглашают­ся все ее родные. Отец жениха привозит вино и угощение. А еще восковую свечу, которую передает отцу невесты, чтобы тот вместе со своей свечой зажег ее пе­ред образами со словами: «Дай Бог, чтобы наши молодые детища так дружно жили и друг друга любили».

За столом отец жениха, наполнив рюмку вином, передает ее будущему свату со сло­вами: «Соверши, Господи, что задумали да загадали». И затем подносит вино гостям по старшинству. Круговая рюмка ходит по кругу до тех пор, пока не выпито все вино за исключением одного полуштофа, специально приготовленного для невесты и ее подружек. Его отец жениха передает матери невесты, а та несет его в чулан и угощает подружек и невесту. А затем вы­водит ее на показ свату. Он подает ей пу­стой стакан, который та, наполнив вином, передает обратно. Выпив вино, он кладет в него для невесты деньги. Таким образом, невеста обходит всю застолицу. Ее под­ружки в это время поют песни. Причем, если кто-то положит мало денег, получа­ет от них насмешливую песню. Закончив этот ритуал, она сама начинает плакать и причитать: «Последнюю, родимый ба­тюшка, у тебя ноченьку ночую. Верно, не мила стала, что в чужие люди отдаете». И так далее. Тут отец жениха подходит к ней с пряником: «Вот тебе мой сын прислал подарочек. Не плачь, не печалься, а под злат  венец собирайся». На этом и закан­чивается вечеринка.

А на следующий день молодых ждет венчание. В церковь они едут каждый своим ходом, со своей родней. В церкви молодых вместе сводят сваты, то есть ро­дители. Их опоясывают одним большим полотенцем и ставят у аналоя на постлан­ное полотенце. Шагая на полотенце, мо­лодые стараются наступить друг другу на ногу. Была примета: кто первым насту­пит, тот и будет главенствовать в буду­щей семейной жизни.

После венчания все гости едут в дом не­весты на еще один обряд — повиванья. Он заключается в том, что родные заплетают ей косу, надевают повойник и кокошник и покрывают белым платком. А гости в это время принимают легкое угощение.

Затем, посадив невесту, или, вернее, уже молодую жену, в повозку к жени­ху, отправляются в женихов дом на сва­дебный пир. На нем тоже надо было ис­полнить несколько обрядов. Во-первых, гости у ворот должны были попросить ночлега. Хозяин дома покуражится, но, в конце - концов, открывает для гостей во­рота, а мать жениха в это время выносит образ и на полотенце каравай. После по­лагающихся в таких случаях слов привет­ствия молодые, посыпая хмелем, входят в дом, где за праздничный стол их сажают на скамью, покрытую бараньей овчиной.

Надо сказать, что в наших деревнях в семейных обрядах часто использовалась овчина. В ней видели символ богатства и счастья. Именно на овчину в первые ми­нуты жизни укладывали  новорожден­ного младенца. Мне кажется, что этой традиции существует простое объясне­ние. Свадьбы проходили, как правило, в холодное время года. И чтобы молодые не замерзли, сидя чинно за столом, когда другие во всю веселятся и пьют за их здо­ровье, им и создавали, таким образом, теп­ло, оберегая от сквозняков. По оконча­нии пира мать жениха, или уже свекровь, отводит молодых спать.

Поутру их будят. Причем в каждой деревне по-разному. Разнится и второй день свадьбы, где просто идет продолже­ние пира, а где гости собираются на бли­ны или оладьи, приготовленные молодой женой. Она не должна была ударить в грязь лицом, напротив, показать всем, ка­кой хорошей хозяйкой вырастила ее мать. Помня, видимо, этот обычай наши ба­бушки с детства учили нас печь блины на опаре, подходные, на сыворотке, с припе­ком, крахмальные. Фаршированные мор­ковью, яйцом и маком блины и сейчас у родни моей мамы являются коронным праздничным блюдом. Но я столкнулась и с тем, что в других местах, в частности в Торжке, блины подавались исключитель­но на поминки. На праздничных столах им места не было.

Угощать молодуха, как звали в нашей местности молодых жен, начинала со све­кра и свекрови. Затем шла вокруг стола, предлагая гостям также и вина. Многие гости разбивали свои стаканы, ссылаясь на его горечь. Требовали подсластить. И молодые целовались. Затем с особым ри­туалом вносился свекровью пирог, кото­рый разрезался на число гостей. А затем уже на столе появлялась каша, съев ко­торую из глиняного черенка, свекор бро­сал его о печку со словами: «Сколько че­репков, столько чтоб у молодых и детей было». Осколки посуды собирали дети, которые до этого тихо сидели в закутке. Кто-то из них притаскивает в дом солому, сено, мусор. Молодая убирает все это, но сору меньше не становится. Тогда она про­сит помощи у свекра. Этот ритуал, а осо­бенно обращение за помощью к свекру, тоже своего рода символ — она как бы за­ранее просит его помогать в воспитании будущих детей. За эту помощь молодая наливает стакан вина и на расшитом сво­ими руками полотенце подает свекру. Тот выпивает, вытирается им и говорит слова напутствия: «Дай, Бог, чтобы у тебя, неве­стушка, всегда были чисты и белы детки, как это полотенце». Затем молодая одари­вает такими же полотенцами всех близ­ких родственников своей новой семьи. На этом, по сути дела, пир и заканчивался. А молодые, пожив какое-то время вместе с родителями мужа, отправлялись об­живать свой собственный, построенный где-то поблизости на хуторе специально для них дом. А поскольку семьи в ту пору были большие, то со временем после от­мены крепостного права у нас появились довольно большие поселения семейных кланов, где что ни дом, то родственник. Так, в частности, у нас появилась деревня Котлярово. Да и в деревне Хоняки, где ро­дилась моя мама, чужих тоже практиче­ски не было. Сплошная родня да кумовья.

В качестве примера свадебных пе­сен приведу одну, которая была за­писана в Чичатском сельском совете Бельского района:

Пошел мой конь вороненький

На новаю канюшню,

На новаю канюшню.

«Чаго ж, мой конь вороненький,

Тяжело уздыхаешь,

Тяжоло уздыхаешь?»

«Иль я силён, иль я груздён,

Иль мыя милая.

Иль мыя милая?

Мыя милая, мыя милая

Валька мылыдая,

Ой, Валька мылыдая». –

«Ня ты тяжёл, ня ты груздён,

Не твыя милая,

Не твыя милая.

Не твыя милая, не твыя милая,

Валька мылыдая, ой,

Валька мылыдая». –

«Аи, тяжки ж мне ды конику,

Тяжные поездки,

Тяжные поездки.

Тяжола мне и груздна мне

Дальнея дорожка,

Дальнея дорожка.

Дальня дорожка, дальня дорожка,

Ремённая плётка,

Ремённая плётка».

Пошел мой конь вороненький

На новаю канюшню,

На новаю канюшню.

«Чаго ж, мой конь вороненький,

Тяжело уздыхаешь,

Тяжоло уздыхаешь?»

«Иль я силён, иль я груздён,

Иль мыя милая.

Иль мыя милая?

Мыя милая, мыя милая,

Валька мылыдая,

Ой, Валька мылыдая». –

«Ня ты тяжёл, ня ты груздён,

Не твыя милая,

Не твыя милая.

Не твыя милая, не тзыя милая,

Валька мылыдая, ой

Валька мылыдая». –

«Аи, тяжки ж мне ды конику,

Тяжные поездки,

Тяжные поездки.

Тяжола мне и груздна мне

Дальнея дорожка,

Дальнея дорожка.

Дальня дорожка, дальня дорожка,

Ремённая плётка,

Ремённая плётка».

Аналогичные песни исполнялись и в других деревнях нашего бельского края. Ведь и сам свадебный обряд в разных ча­стях уезда за исключением отдельных ню­ансов мало чем отличался. И его частицы можно и сейчас встретить в современных пышных свадьбах. Хорошо, что возвра­щается мода на старину. Может, со вре­менем в наши дома вернется и мода на це­ломудрие, порядочность и доброту.

Г.И. Муратова, заведующая Бельским краеведческим музеем