И в старости свои радости
И в старости свои радости
В нашей журналистской практике нередко бывает и так: идешь за одним материалом, а приносишь другой, чуть ли не противоположный намеченному. Жизнь, как говорят, вносит свои коррективы.
На этот раз мне нужно было обойти четыре-пять адресов пенсионеров, взять у них по небольшому интервью на предмет активной старости. Но в первом же доме я застряла надолго.
«МЕНЯ МОЙ ВОЗРАСТ НЕ ТЯГОТИТ», —
так определил свое отношение к осенней поре жизни Владимир Филиппович Терешенков. Ему семьдесят шесть лет, из которых тридцать восемь он отдал учительскому труду, двенадцать, уже будучи на пенсии, — дежурству в составе вневедомственной охраны на проходной маслозавода, расположенного как раз через дорогу, напротив.
Почти четыре года заняла в его жизни война, да не одна. Ему довелось прорывать неприступную линию Маннергейма в войне с белофиннами в составе 170-й ордена Ленина Героической дивизии суровой зимой 1940 года.
— Приезжали на позиции военные атташе зарубежных стран, смотрели на нас, как на героев, убежденные в несокрушимости, совершенной неприступности линии Маннергейма, — вспоминает Владимир Филиппович. — Да и то сказать: у нас вооружение в ту пору было слабое, наши бомбы этой линии не приносили никакого ущерба — отскакивали, как от резины. Мы взяли ее в обход, севернее Карельского перешейка....
Зигзаг судьбы: и в Великую Отечественную, в июне сорок четвертого, Терешенков попал именно на этот путь, на ту же линию Маннергейма, восстановленую немцами. Но теперь наша армия была не та, что в начале войны, когда на троих делили одну винтовку и шли в бой под лозунгом: «Убей врага и возьми его оружие!» В течение двух часов наша артиллерия разгромила укрепления немцев, сравняла их с землей, и войска перешли в наступление. В их числе — и старшина Владимир Терешенков.
Война-войной, а запомнилось житейское. Удивило Владимира, как быстро финны отстроили то, что было сожжено белофиннами вплоть до Выборга в 1939—1940 году.
— У них в каждой деревушке — своя лесопилка. Домики строят красивые, комфортабельные, очень удобно спланированные. А печки — обязательно изразцовые. Они не только источник тепла, но и украшение дома. Топки — трех систем: летней, осенней, зимней, то есть быстрого, среднего и медленного горения. Мы стояли там и зимой сорок четвертого. Не сразу, но приладились, как топить...
И под Смоленском воевал Владимир Терешенков, и под Великими Луками, а летом 1944 его часть прошествовала по пустому Невскому проспекту Ленинграда, после прорыва блокады, в район Черной речки, на пути к линии Маннергейма. Потом уже их 178-ю дивизию перебросили на разгром Курляндской группировки.
Ратный труд В. Ф. Терешенкова отмечен двумя боевыми орденами и медалью.
Два раза его контузило. Левым ухом он совсем не слышит, а правым — с великим напряжением, «нервом». От госпиталей отказался, подлечивался в медсанбатах. Все это и сказалось через несколько лет.. Осколок на излете, вовремя не обнаруженный и не извлеченный, чуть не оборвал его жизнь в конце шестидесятых. Профессор посулил ему две недели жизни, если он не ляжет на операционный стол.
Всего Владимир Филиппович перенес четыре операции и три инфаркта. И на семьдесят седьмом году жизни полон жизнелюбия и оптимизма, — это видно даже невооруженным глазом.
«НИ ГЕГЕМОНОМ, НИ РАБОМ»
Человеку восьмой десяток, а он бодр и даже весел, с симпатией смотрит на окружающий его мир, несмотря на все «перекосы» былого и настоящего.
В чем истоки этого душевного лада? Может, только гены тому причиной?
Шла я к Владимиру Филипповичу и беседовали мы преимущественно с ним. Но теперь я поняла: без жены, Ольги Артемовны, его как бы и вовсе не было. И это чувствовалось во всем. Зримо или незримо — но она была с ним всегда. Даже то, как они смотрят друг на друга сейчас — на пятьдесят четвертом году супружества!..— может сказать многое.
Они поженились в 1936, получив дипломы Бельского педагогического техникума. С фотографии тех счастливых дней смотрит очень молодая и красивая девушка с короткой стрижкой по моде тридцатых годов и молодой красивый, с веселыми глазами и густой шевелюрой юноша. В сегодняшних Ольге Артемовне и Владимире Филипповиче трудно узнать ту молодую пару - увы, время безжалостно. Но я листаю альбом дальше - и узнаю их черты в детях и внуках.
Спрашиваю Владимира Филипповича:
- На чем должны держаться узы супружества, кроме, разумеется, сердечной склонности, взаимной симпатии?
Главное — свобода личности, — отвечает Владимир Филиппович. — Не должно быть давления одного над другим. Чтобы ни один не был и гегемоном, ни рабом. Все семейные вопросы мы решали сообща. Ну, а зарплату всегда передавал и передаю жене - она хозяйка дома! Семейный бюджет ведет она. И у детей такой же порядок.
Терешенковы вырастили двух сыновей и трех дочей, из них — двух приемных. Остались племянницы после смерти брата Владимира Филипповича. Дети народили своих детей, так что у Ольги Артемовны и Владимира Филипповича уже девять внуков и три правнука.
В вопросах воспитания детей супруги единодушны: труд — основа всего доброго в человеке, как безделие — мать всех пороков.
— Что умеешь — за собой не носишь, — говорит Владимир Филиппович. — Виновата наша порочная система, что миллионы детей послевоенных поколений выросли без облагораживающего влияния посильного труда. Городские квартиры со всеми удобствами без всякого подсобного хозяйства — это же вообще безобразие!.. Ни родителям, ни детям дома нечего делать! А мы и наши дети были всегда при деле: работа по дому, в огороде, со скотиной... У каждого сызмала были свои обязанности. У нас девочки, еще маленькие, и полы мыли, и стирали. Замуж вышли — стали хорошими хозяйками. Любая работа в руках горит!.. У младшего сына, что живет в Горьковской области, дача есть. Так он сам все умеет делать, никого со стороны не зовет.
В семьях американских мультимиллионеров и то дети работают — в самом буквальном смысле. Я фильм смотрел: девочка семи лет на семейной птицеферме кормила птиц, а сын-подросток — свинофермой заведовал. Вроде бы — ни к чему? Денег и так хватает. Но чтобы выстоять в конкурентной борьбе, надо знать производство изнутри, с самого начала, не полагаясь ни на каких управляющих.
«Привычка к труду благородная», по Некрасову, — смолоду не в тягость, и в старости — радость! Я еще и сейчас могу отлично косить, еще и пятки обрежу...
На мой вопрос, что ему доставляет сейчас самое большое удовольствие, Владимир Филиппович ответил так:
- Плетение корзин! Я, когда вышел на пенсию, сплел 73 корзины и роздал их друзьям и знакомым на память. А когда-то сплел даже два сундучка.
- А где же вы этому научились? Выходит, еще до пенсии умели?
- У нас в школе в двадцатые—тридцатые годы была переплетная, столярная и корзиночная мастерские. Каждый выбирал, что ему нравится, и обучаться ремеслу шли с удовольствием:
- А вы не предлагали свои услуги в нашу школу, чтобы научить нынешних детей?
- Просила одна классная руководительница, да ушла. Я бы согласился, — но дело в ребятах. Такие вещи их сейчас не интересуют. А жаль!.. - Ремесло карман не тянет.
«ВСЕОБЩЕЕ СРЕДНЕЕ» — ЭТО НЕ ОБРАЗОВАНИЕ
Терешенковы — оба педагоги. Владимир Филлиппович преподавал русский язык и литературу, а Ольга Артемовна — химию и биологию. Мало того: они оба — «Отличники народного просвещения». А в роду Терешенковых сегодня насчитывается двадцать один учитель — династия, да еще какая!
Конечно, и Владимира Филипповича, и Ольгу Артемовну живо волнуют проблемы сегодняшней школы. В пору их учительства тоже немало было всевозможных «веяний».
- Нам, городским учителям, спускалась сверху разнарядка на сдачу мяса и картошки — в обязательном порядке! На совещаниях по этому поводу всех так костили — чуть ли не враг народа и государства!..
Владимир Филиппович и Ольга Артемовна не принимали и не понимали таких новаций, вроде — не давать ученикам домашних заданий, переводить с двойкой в следующий класс, или — иметь при городской школе чуть ли не подсобное хозяйство, разводить кур, свиней или кроликов. Всесильная кабинетная педагогика все спускала сверху, не спрашивая мнения самих учителей — надо это или не надо.
До революции у нас существовала (в странах Запада и сейчас существует) система образования, основанная на простом здравом смысле: нельзя и не нужно нивелировать личность ученика «всеобщим средним образованием». Сколько десятков лет бедные учителя тратили свои силы и знания на то, чтобы «подтянуть отстающих», то есть элементарно натянуть им тройки. Зачем, если он не хочет учиться?...
Дети должны получать образование в соответствии со своими способностями и склонностями, — в этом Владимир Филиппович никогда не сомневался. Пример — Швейцария, он специально знакомился с ее системой образования. Там уже с пятого класса ясно: даровитый ученик или нет. Первым открыта дорога в вузы, вторым — в реальные училища.
Так что он приветствует образование лицеев, гимназий, колледжей для наиболее способных ребят. А те, у кого нет склонности к наукам, обычно преуспевают в конкретных, осязаемых ремеслах. Вот и надо этих ребят как можно раньше обучать делу, не затуманивая им мозги отвлеченными понятиями.
Кстати, и Владимир Филиппович это подчеркнул, и он, и Ольга Артемовна, и их дети, и внуки-— все учились хорошо. Почему? Только ли в способностях дело?
- Здоровое окружение — вот главное, —считает Владимир Филиппович. — Прекрасные отношения между родителями закладывают первый камень добра и высокой нравственности в натуре ребенка. С древности известно: «Ребенок учится тому, что видит у себя в дому. Родители пример ему».
Мой отец был ремесленник, прекрасный сапожник, а мать — грамотная культурная женщина. Она даже слово «черт» никогда не говорила. А было нас всего девять человек.
У Ольги Артемовны отец очень любил свою жену, мать Ольги, и девочка росла в любви и ласке, но белоручкой не стала. Мы своих детей тоже не баловали.
А чтобы у ребенка было стремление к знаниям, к широте интересов, нужна «книжная атмосфера» — культ книги.
Вот этот дом у нас горел в 1983 году. Мы, можно сказать, голыми остались. И знаете, что было жаль больше всего? Нашу библиотеку. Такие книги нигде больше не купишь. И Ольга Артемовна, и я всю литературу для своих предметов всегда имели под руками. Естественно, и дети жили в мире книг.
Мы и сейчас много читаем, хоть глаза уже сдают. Много периодики выписываем. Я без газет вообще не могу. Такая ломка идет в стране, сколько нерешенных проблем, — пытаюсь разобраться...
«КОГДА ТАКОЕ БЫЛО НА РУСИ!..»
Я слушала Владимира Филипповича, смотрела на них обоих и думала: не зря же пишут геронтологи, что люди, привыкшие загружать свой мозг работой, старятся медленнее. Интенсивная работа мозга задерживает процессы старения. Как и посильный физический труд, который выполняешь с удовольствием.
- В старости тоже есть свои радости, если человек относительно здоров и имеет какое-то дело, — говорит Владимир Филиппович. — Обязательно надо чем-то увлекаться — полезным, с применением физических усилий. Я не только корзины плету с удовольствием — мне любое дело по дому, по хозяйству — в радость. Думаете, почему? Потому что я сам решаю, как его лучше сделать. Мне интересно!..
Когда после войны надо было восстанавливать этот дом, — я специально ходил смотреть, как каменщики кладут стену. И фундамент дома мы восстановили сами вместе с детьми. И под печки фундаменты сами выложили. А с Артемом Федоровичем — отцом Ольги Артемовны — мы заготовили лес и срубили дом. Вдвоем!..
Вот этот самый «интерес» к делу и глушили у нас на протяжении всей истории страны. Теперь пытаются его вызвать разными новыми формами хозяйствования, но как туго все это идет!
Очень волнуют нас — и меня, и Ольгу Артемовну — события в нашей стране. Все страшно запущено! Как-то мы выберемся из этого хаоса?..
А еще больше беспокоят нас потери нравственные, духовные.
Зачем было уничтожать старую культуру? Зачем рушить церкви? Что было от них плохого? Наоборот: где церковь — там место всегда ухожено. Помню, Петропавловское и Ильинское кладбища возле церквей были обнесены кирпичной узорчатой стеной, покрытой железной крышей. Собор на валу стоял — уникальное творение шестнадцатого—семнадцатого веков! Колокол с него сорвали в двадцатых годах, — а он был слышен на несколько десятков километров. А гонения на священнослужителей — зачем?! Их деятельность в немалой степени укрепляла нравственность человека.
К чему же мы пришли, все разрушим? Осквернили, растоптали свои обычаи. Позабыли не только понятие стыда — слово «совесть» давно не употребляется, оно стало ненужным. Безжалостно рвутся любые родственные связи, даже родителей с детьми, что раньше было свято. Понятие любви низведено до животного уровня. А женщина — на какую низкую ступень она поставлена обществом! Только одно это уже говорит об уровне нашей культуры. А такой ругани, такого мата я нигде раньше не слышал — ни среди крестьян, ни в армии!.. Обычный, казалось бы, разговор на житейскую тему, — а что ни слово — то мат. Даже женщины сквернословят. Когда такое было на Руси?..
Мы, закончив техникумы, не только вкуса вина не знали, но и запаха! А теперь? Школьники пьют — и это уже никого не удивляет.
Как мы будем выбираться из этой трясины — не знаю. Впереди видятся еще более трудные времена. Доживем ли мы с женой до лучших? Хотелось бы дожить. Может, гены долголотия и в нас скажутся? Моя мать умерла на девяносто четвертом году, а отец Ольги Артемовны покинул этот мир столетним. Тридцать четыре последних года жил с нами, вот в этом самом доме...
Материал подготовила Н. МИТИНА.